Другая музыка

Балконная опера спозаранку

Раньше этот спектакль в нашем театре итальянской повседневной жизни устраивали частенько, теперь — совсем изредка. И это, честно сказать — хорошо. Хорошо и для его главных героев (здоровее будут) и для нас, бесплатных зрителей (теперь мы опять относимся к нему как с спектаклю, а не как к поводу звонить в полицию). Утренняя ругань между балконами через весь двор, нараспев, с завываниями, до пределов диапазона голоса и до надрыва связок — собственно, не драма, а вполне опера! Примадонна, которая ведёт заглавную партию, неподобающе худа для своего амплуа — но это жизнь, которая, назначая актеров на роли, нередко игнорирует внешние данные. У неё целая свора таких же худых собак с претензией называться гончими, она их прилежно выгуливает каждый день, меряя каждого встречного напряженным и подозрительным взглядом, и при этом всегда молчит — видимо, накапливает энергию для следующего извержения.

Сегодня оно случилось снова, прохладным утром, из тех, которые жаркое лето дарит нам в качестве короткой передышки примерно раз в две недели, после дождливого дня.

Поводы для этой визгливой перестрелки ничтожны, смысловая часть близка к нулю, цитировать мне тут совершенно нечего, ее главная цель — выплеснуть мощной струей весь запас яда, который копился множество дней и, видимо, постепенно становился опасен для жизни.

Иногда это дуэль, но чаще — три-четыре партии, исполнительницы их — видимо, так предусмотрено жанром — живут максимально далеко друг от дружки, на разных этажах и в разных концах большого (по меркам нашего городка — просто огромного) многоквартирного дома.

С любопытством истинного ценителя, лингвиста и меломана, слушаю я нагромождения самых кошмарных ругательств и немыслимые голосовые взлёты — страшнейший наигрыш, ни нотки истинных эмоций — но на то ведь она и декоративная авангардная опера, здесь главное — удивить диапазоном и неожиданными атональными переходами. Будильник поставлен на час позже, но теперь его можно спокойно выключать.

P.S. Примадонна только что прошествовала по улице, с двумя из своих четырёх собак на поводке. Лодыжка правой ноги забинтована. Видимо, какая-то из собак не любит оперу. А может и любит, но только бельканто.)

---

Желание играть

А на первом этаже целых полтора года жила маленькая тётенька, которая училась играть на трубе. Пишу «целыx полтора», потому что обычно жильцы на нижнем этаже меняются  каждые несколько месяцев — и я пока не понял почему. В Италии, вообще говоря, primo piano – это не первый этаж, а второй; первый называется piano terra, то есть «тот, который ближе к земле». Но в нашем старом доме могучий фундамент, под ним нет никаких сырых подвалов, и хотя при желании в открытое окно можно войти, такого желания ни у кого, как правило, не возникает – кроме нынешних нижних жильцов, молодой пары, им так кажется гораздо романтичнее, и вообще они часто забывают ключи. На первом этаже летом прохладнее всего, а зимой не холоднее, чем у нас наверху — да и какая в долине у озера зима, не на перевале ведь живем. Так что — не знаю, почему там никто не приживается – и, в общем, речь не об этом, а о тётенькe с трубой.

Труба у нее была серьезная, не из тех, что легко держать в руках, направив почти в небо и мечтательно прикрыв глаза. Правильно такую называть не трубой, а баритоном, и по размеру она тётеньке, на мой взгляд, не очень подходила. Разве только если играть сидя, но она, наоборот, хотела играть на ходу. У нее была мечта попасть в оркестр, который участвует в разных шествиях, там как раз нужен был человек, которому не лень часами носить большой и увесистый инструмент, таких людей всегда не грех иметь про запас.

Воздуха в тётеньку, по понятным причинам, помещалось немного, особых способностей тоже не перепало – но было непобедимое желание, поразившее даже всё на своем долгом веку видавших домовладельцев. Настолько, что они разрешили ей трубить хоть с утра до вечера, пока хватит духy. Над нею, на втором (или, по-итальянски, первом) этаже в это время жили владельцы двух молодых неугомонных бордер-колли, шуму, еще менее благозвучного, от них было не меньше, так что их хозяева не чувствовали себя вправе предъявлять тётенькe претензии. А я был высоко и, во-вторых, детство провел рядом со старшей сестрой-музыкантом, и потому гаммы, повторяемые десятки раз, не вызывают у меня ничего, кроме ностальгии. Когда дело дошло до целых музыкальных фраз, стало потруднее – они повторялись так же упорно, но получались, прямо скажем, не очень. Я сказал себе: представь, что ты живешь рядом с музыкальной школой, там тоже далеко не все и не сразу становятся виртуозами, а направлений по разным инструментам – добрый десяток. Пусть у нас будет одна десятая музыкальной школы –  это уж точно лучше, чем слушать соседские перебранки по поводу и без.

Упорство, как известно, творит чудеса – постепенно тётенькина труба звучала всё увереннее и в ноты попадала всё чаще. Но не меньшим чудом показалось мне то, что на нашего доморощенного музыканта перестали ворчать – даже во время обсуждений при случайных встречах перед дверями (вполголоса) всех и вся, без которых немыслима итальянская жизнь. За нее даже стали потихоньку переживать: человек так хочет играть в оркестре, и именно на трубе – неужто не получится?.. А потом она съехала, как водится – внезапно.

Но в начале прошлой осени сын владельцев дома, который тогда временно занимал ближний к земле этаж в ожидании новых жильцов, сообщил всем великое известие: на одном из праздников, которые стали постепенно возвращаться в эти горы после ковида, играла наша тётенька! И общего звучания не портила! Коллектив, где она теперь выступает – banda sociale, я понимаю, что это звучит довольно смешно и двусмысленно, но по-итальянски это значит всего лишь, что оркестр любительский. Играют такие оркестры здорово, а что до любительства – то видели бы вы, как, например, пожарные-«любители» тушили лесные возгорания во время засухи.

Надеюсь и я когда-нибудь увидеть тётеньку вместе с оркестром её мечты. Похлопаю ей от души.